Лесная смерть - Страница 9

Прекрасно понимаю: ты хотела сказать: «совсем как Бенуа». Разве такое возможно? Бенуа был просто уникален. К тому же он походил скорее на Роберта Редфорда, так что…

— Мы поболтали немножко о том о сем, а потом я предложила им зайти к нам как-нибудь вечерком пропустить по рюмочке. Соседи все-таки! И знаете? Они согласились! Они зайдут к нам в среду вместе с малышкой.

Браво, Иветта! Могу себе представить, до какой степени она, должно быть, разжалобила их моей несчастной участью, коль скоро ей удалось заманить их к нам в гости!

— И насчет его сына я оказалась права!

Тут Иветта несколько понижает голос и говорит так, как если бы мы с ней оказались вдруг в церкви:

— Его сын умер два года назад. Он — один из тех несчастных мальчиков, которых нашли задушенными, представляете себе?! Мать Виржини сказала, что они предпочитают не затрагивать эту тему, так что — сами понимаете — я и не стала больше ничего расспрашивать… Потерять ребенка — всегда тяжело, но если он вдобавок был еще и убит…

Да уж, действительно — вряд ли кому-либо приятно распространяться на подобную тему. Рено Фанстан. В девяносто третьем я почти постоянно была в разъездах, меня частенько избирали членом жюри какого-нибудь очередного кинофестиваля, а кроме того — уж не помню, почему — это был период, когда мы с Бенуа как-то плохо ладили между собой. Разумеется, поэтому мне тогда и дела не было до всяких там убийств. Элен и Поль Фанстан. Поль. Имя, которое очень подходит к его голосу. Мужчина, явно уверенный в себе. Интересно, а какие у него глаза — светлые или темные? Брюнет он или блондин? Мне почему-то кажется, что брюнет. А Виржини — блондинка с длинными волосами; похожа на маленькую хорошенькую куклу. Неужели они — красавец Поль со своей дочуркой — и вправду способны прийти к нам в гости? Что-то я в этом не слишком уверена.

Среды я дожидалась в каком-то поистине лихорадочном нетерпении. Ощущение было такое, будто время вовсе остановилось. Подобного состояния я не испытывала, пожалуй, со времен наших первых встреч с Бенуа.

И вот — наступила среда. Я чувствую себя так, словно сижу на электрическом стуле. Смех, да и только.

Иветта с самого утра с головой ушла в какие-то хлопоты по хозяйству. Насколько я ее знаю, она, должно быть, готовит легкую закуску, вполне достойную Букингемского дворца. Меня она уже умыла, одела и — о ужас! — причесала; я, надо полагать, теперь основательно смахиваю на школьницу перед церемонией вручения диплома. По всей форме приведенная в полный порядок, в летнем хлопчатобумажном платье (остается лишь надеяться, что не в платье Иветты) сижу в своей коляске в гостиной возле распахнутого окна. Интересно бы знать, как я сейчас выгляжу. Ну, волосы, наверное, все же по-прежнему темные, и, пожалуй, я все такая же маленькая и худенькая; но вот щеки у меня, должно быть, ввалились — от этого нос всегда кажется длиннее, — а цвет лица, скорее всего, основательно напоминает таблетку аспирина. Ох, а те идиотские волоски, что вечно вырастали у меня под подбородком? «Но они же абсолютно незаметны», — говаривал в свое время Бенуа. Как же — теперь они, надо полагать, отросли до самых колен. Да, гостям будет на что посмотреть: этакий скелет с бородой до пупа, обряженный в платье из клетчатой (или полосатой?) парусины. Где-то неподалеку залаяла собака. Ну и что — эти дурацкие собаки то и дело где-то лают. Звонок в дверь.

Иветта бросается открывать. Я сглатываю слюну. Страшно хотелось бы сейчас иметь возможность увидеть себя в зеркале, чтобы точно знать, на что я всетаки похожа. Шаги — чьи-то медленные, а чьи-то — очень быстрые. Кто-то кидается ко мне бегом. И раздается тонкий нежный голосок:

— Здравствуй, Элиза.

Я приподнимаю указательный палец. Виржини кладет свою ладошку на мою руку. Ладошка у нее очень теплая. В этот момент в комнату входит кто-то еще.

— Здравствуйте.

Низкий, глубокий голос. Это он. Поль.

— Здравствуйте.

Другой голос — нежный и спокойный. Должно быть, Элен.

— Прошу вас, садитесь пожалуйста, — произносит Иветта, вкатывая слегка позвякивающий посудой сервировочный столик.

Слышится тихий вздох кожаного диванчика. Должно быть, они сели. Представляю себе, как они сейчас — как бы случайным — взглядом окидывают комнату. Широкие и глубокие кожаные кресла, большой сундук черешневого дерева от Меме, буфет, новейшей модели музыкальная система, телевизор, деревянный журнальный столик, забитые книгами полки, бюро с круглой крышкой, где я храню все свои бумаги… Слышу легкие шаги — это Виржини с интересом обходит всю комнату.

— Только ничего не трогай, Виржини!

— Нет, мама, я только смотрю. Тут есть полное собрание «Бекассины».

Мне оно досталось от отца. Я сохранила его в надежде на то, что когда-нибудь буду читать его нашему с Бенуа ребенку. Однако судьба распорядилась иначе.

— Мне можно почитать одну из них?

— Ну конечно, цыпленок. Вот, держи; да садись-ка сюда.

Иветта усаживает ее в огромное кресло совсем рядом со мной.

— Надо же, дом у вас, похоже, просто колоссальный! — замечает Элен.

— О да, он довольно большой. Идемте, я покажу вам его.

Болтая о каких-то пустяках, они удаляются. Виржини тут же вскакивает с кресла, подходит ко мне. И шепчет мне на ухо:

— Учительница в школе отругала меня за то, что я не знала урока. Но я не могу теперь ничего толком выучить: мне страшно. Понимаю, что это глупо — убивают вроде только мальчиков, но ведь всякое может случиться. А вдруг Смерть передумает и возьмется за девочек тоже? Ты видела фильм, который называется «Смысл жизни»? Папа брал напрокат видеокассету. Там есть такой момент, когда Смерть приходит к людям, которые съели отравленный пирог, чтобы объяснить, что им действительно предстоит умереть.