Лесная смерть - Страница 10

Она имеет в виду фильм Монти Пайтона. Еще бы я его не видела! Да это был один из наших любимых фильмов, и в моем кинотеатре он шел, по меньшей мере, раз десять. Девочка наклоняется еще ближе ко мне, я чувствую ее легкое теплое дыхание.

— Вообще-то я боюсь Смерти. У нее такое ужасное лицо. Мне бы очень хотелось жить в Диснейленде, в замке Спящей Красавицы.

Даже если бы я и знала, что ей на это сказать — все равно бы не смогла. Иветта с гостями возвращаются: четко слышны их шаги на ламинированном паркете. Беседуют они о погоде, об очередном повышении цен, о домах. Ничего интересного. Виржини умолкла. Судя по всему, вновь взялась за «Бекассину» — то и дело до моего слуха доносится шелест переворачиваемых страниц. Оттого, что она, наговорив мне таких ужасных вещей, столь мирно принялась за чтение, от спокойной болтовни Иветты с гостями в душе у меня возникает чувство нереальности происходящего. Мне и в самом деле трудно поверить, что то, что она рассказывает мне — правда. Внезапно, застав меня врасплох, в мои размышления вторгается теплый голос Поля:

— Мы еще не очень утомили вас своим присутствием?

Похоже, он обращается ко мне?

— Нет, что вы; я уверена, что она, наоборот, очень довольна. Мадемуазель Элиза всегда любила принимать гостей, — вместо меня отвечает Иветта.

Поль вздыхает — так, словно его охватила внезапная грусть. Может быть, мне суждено превратиться в этакий романтический персонаж? И ночью, в тот час, когда луна заливает небо призрачно-белым сиянием, он, лежа в своей постели, вдруг начнет размышлять обо мне? Уж я-то, во всяком случае, почти уверена, что буду думать о нем — о том образе, который сама себе выдумала: стройный худой брюнет с коротко подстриженными волосами, длинными ногами, решительным лицом и светлыми глазами… Наверное, потому, что его голос вызывает доверие, придает мне уверенности в себе… Ведь я чувствую себя такой одинокой. И Элен тоже, судя по всему, женщина довольно симпатичная. Люди, с которыми я наверняка с удовольствием бы общалась — прежде…

Элен, Поль и Иветта весьма оживленно беседуют о политике, о новых городских властях.

Виржини встает, чтобы положить на место книгу. И тут же оказывается совсем рядом со мной — так близко, что я ощущаю тепло ее маленького, благоухающего пенкой для ванны тела.

— Мне кажется, Смерть не очень-то любит свою работу. Но, понимаешь, она вынуждена ее делать, — шепчет мне на ухо девочка. — На нее как бы находит временами нечто, совершенно внезапно — бац, и ей обязательно нужно убить ребенка. Есть один полицейский, его называют комиссаром; так вот он уже много раз меня расспрашивал. По-моему, он очень похож на клоуна: у него пышные желтые усы, а волосы на голове — как солома: я называю его Бонзо. Ему явно очень хочется, чтобы я рассказала о том, что знаю, но я молчу. Никому не могу рассказывать об этом, кроме тебя; ты ведь — совсем другое дело.

Да уж и вправду — нема, как могила. Так значит, полиция все-таки заинтересовалась Виржини. Как, впрочем, наверное, и всей малышней в округе — любой из них мог случайно что-то увидеть.

— Рено ничего не знал о Лесной Смерти, поэтому был очень неосторожен — и тогда Смерть настигла его. Я-то ему говорила, чтобы он не ходил играть в ту хижину. Потому что прекрасно видела, что Смерть так и вьется вокруг него, то и дело расточая улыбки… Но он и слушать меня не стал. Ты-то хоть меня слушаешь?

Приподнимаю указательный палец. Я немного ошеломлена тем, что мне только что рассказали.

— Виржини, что ты там делаешь?

Голос Элен — несколько встревоженный.

— Разговариваю с Элизой.

До моих ушей доносится смущенное покашливание.

— Хочешь чаю? Или шоколада, радость моя? — спрашивает Иветта.

— Нет, спасибо, мадам.

— Виржини, подойди-ка сюда на пару секунд, пожалуйста.

Это Поль.

Виржини замученно вздыхает:

— Ну ни на минуту в покое оставить не могут!

Я улыбаюсь. По крайней мере, у меня такое ощущение, будто я улыбаюсь. Ибо ни малейшего представления не имею о том, отражается ли хоть что-то на моем лице.

— Вам нездоровится, мадемуазель Элиза? — обеспокоенно спрашивает Иветта.

Ну вот вам и результат моей «улыбки».

— К сожалению, нам пора. Друзья ждут нас к ужину. Виржини, ты готова идти с нами?

— Непременно заходите почаще. Знаете… — тут Иветта несколько понижает голос, — у меня такое впечатление, что, с тех пор как она познакомилась с вами и вашей малышкой, она стала чувствовать себя гораздо лучше; ей ведь так одиноко… Мы обе будем очень рады, если вы опять как-нибудь к нам заглянете.

— Ну что ж, постараемся. Конечно… если муж… он всегда очень занят на работе, не так ли, Поль? Во всяком случае, большое вам спасибо. Мы очень мило провели время. Ты не забудешь попрощаться, Виржини?

— До свидания, мадам.

Она бегом бросается ко мне.

— До свидания, Элиза. Мне очень понравился твой дом. И сама ты — очень-очень милая.

Она звонко чмокает меня в щеку. Я сглатываю слюну.

— А как ты считаешь, я тоже хорошая?

Я приподнимаю палец.

До моего слуха доносятся какие-то перешептываний Затем — тяжеловесные шаги Иветты.

— Мадемуазель Элиза?

Я поднимаю палец.

Тут она склоняется ко мне и очень громко, отчетливо произнося каждое слово, говорит:

— Вы слышите меня? Если слышите, поднимите палец дважды.

Я поднимаю палец дважды.

— Силы Небесные! Значит, это правда! Она слышит нас! А доктор еще сомневался! Но я-то сама, я-то знала, точно знала, что она все понимает!

— Невероятно, — шепчет Элен.

Ох, как бы мне хотелось сейчас вскочить с этого кресла, дабы принять участие во всеобщей радости.