Лесная смерть - Страница 64

В порыве чувств она склоняется надо мной и звонко целует меня в обе щеки. Неужели я плачу? Не исключено: щеки у меня почему-то мокрые.

— А теперь — отдохните как следует; я зайду завтра утром! — произносит Иветта, уходя.

Я втягиваю носом воздух. Цветы, должно быть, принесла она. Или Фанстаны? А может быть — Гийом? Гийом… Ведь это он принес мне кассету с записью Золя. Может, в нее был просто вклеен тот кусок… Нет, ерунда: ведь Иссэр видел ее. Впрочем, это ни о чем не говорит — видеть-то видел, да не прослушал… Черт, опять меня разобрало: снова все эти мысли — как белка в колесе. Боль в руке потихоньку отпускает. Значит, они нашли на полу нож — тем лучше; искренне надеюсь, что мне удалось сломать этому мерзавцу нос, надеюсь, что я сделала ему очень больно — как и он мне; о, если бы я только могла, я бы его просто… Как бы там ни было, но в качестве терапевтического средства испуг, похоже, имеет колоссальный успех! Если при каждой попытке меня убить будет восстанавливаться хоть одна из утраченных мною способностей, я определенно потребую, чтобы глухими ночами меня прогуливали в самых опасных местах.

Он приготовил эту запись специально для меня — значит, ему было нужно, чтобы я непременно ее прослушала. Он хотел напугать меня до смерти — значит, он очень любит пугать свои жертвы. Подобная жестокость и одна только мысль о том, что он записал все свои убийства на пленку… да неужели человеческое существо способно на такое? Наверное, вы скажете мне на это, что нацисты, между прочим, спокойно снимали на кинопленку свои злодеяния в концлагерях… Быть может, единожды преодолев какой-то определенный барьер, человек становится способен на что угодно… Наверное, он изменил свой голос с помощью одного из тех приспособлений, которые можно теперь заказать по почте; в свое время я видела, как их рекламировали по телевизору: какой-то парень, радостно улыбаясь, говорил по телефону, приставив к трубке этакую маленькую штучку: «Удивите ваших друзей, использовав модификатор голоса, — узнать вас не сможет даже родная мама». Я еще тогда подумала, что такого рода изобретения способны осчастливить разве что каких-нибудь телефонных маньяков — любителей запугивать мирных граждан.

Хочется спать. Должно быть, мне вкололи снотворное. Похоже, я уже засыпаю. Уж здесь-то я — в полной безопасности. Здесь ничего дурного со мной не произойдет. Ведь это — больница.

— Элиза! Проснитесь же наконец, Элиза!

У-у-у, что еще такое?

— Слушайте меня внимательно!

Внезапно я осознаю, что действительно проснулась на все сто процентов. Это — Иссэр. Склонившись надо мной, он крепко держит меня за плечи.

— У меня мало времени. Проведенные в лаборатории анализы оказались безрезультатными: в вашей гостиной обнаружены лишь отпечатки пальцев Иветты, Гийома и четы Фанстанов. А на ноже — вообще никаких отпечатков… Кстати говоря, это был очень остро отточенный «Лагиоль». Вся обнаруженная кровь — ваша. Напавший на вас человек наверняка был в перчатках.

Как и вы в данный момент. Сквозь тонкую ткань больничной рубашки я четко ощущаю грубую кожу ваших перчаток.

— Мы в полном тупике. Никто не желает даже допустить мысль о том, что нападение на вас имеет непосредственную связь с убийством детишек. Все предпочитают придерживаться той версии, согласно которой предыдущие преступления были совершены Стефаном Мигуэном. А следовательно, подлинный убийца может спокойно творить все, что ему вздумается. Легально я уже не могу разыскивать его. Так уж сложились обстоятельства. Поэтому слушайте меня внимательно: теперь я буду действовать иначе, однако не стоит беспокоиться по данному поводу — обещаю вам, что буду постоянно за вами присматривать.

Но что он такое плетет? В партизаны решил податься, что ли, спрятавшись в местных кустах?

— И вы и я точно знаем одно: это очень близкий вам человек. Вам и Виржини. И он совсем рядом — я знаю это; я чувствую, что напал на его след и буквально на пятки ему наступаю; поэтому-то он и впадает в такую ярость, теряя над собой контроль: ему страшно. Я просто ощущаю уже запах его страха.

Так; похоже, и у этого уже, как говорится, «крыша поехала»… Опомнитесь, Иссэр, вы же просто воплощение логики!

— Знаете, почему любая тайна всегда всплывает наружу? Да потому, что не бывает замочной скважины, к которой нет ключа, как и не бывает ключа, к которому не нашлось бы замочной скважины. А чтобы придумать какую-нибудь загадку, совершенно необходимо иметь разгадку к ней, иначе весь смысл теряется. Достаточно знать это — и любой страх сразу же улетучится.

Из того, что он говорит, я не понимаю ровным счетом ничего.

— Вам известна легенда об Изиде и Озирисе?

Изида и Озирис? Древний Египет времен фараонов? И я должна еще что-то помнить — вот так, едва успев проснуться?

Иссэр поднимается с места.

— Пока, Элиза.

Легкий сквозняк пробегает по палате — и все. Комиссар растворился в воздухе. Наверное, он превратился в летучую мышь и теперь парит в предрассветном небе. Интересно, который час? Вокруг так тихо.

Внезапно отворяется дверь. Звук шагов. Я замираю, затаив дыхание. Кто-то склоняется надо мной, поправляет простыни; я поднимаю руку.

— А, да вы проснулись? Это никуда не годится, нужно спать: сейчас еще только три часа ночи! И не беспокойтесь ни о чем, я заглядываю сюда каждый час.

Медсестра почти бесшумно уходит.

Три часа ночи. Иссэр в моей больничной палате — в три часа ночи. Может, у меня слуховые галлюцинации? При этом он называет меня просто по имени и несет какую-то околесицу. Может, он наркоман? Или мое поистине роковое очарование лишает рассудка всех мужчин подряд? Изида и Озирис… Насколько я помню, Озирис был убит и расчленен, а Изида пыталась вновь его воссоздать, разыскивая разбросанные чуть ли не по всему свету части его тела, дабы потом вернуть его к жизни. Что-то не усматриваю никакой связи с убийствами, совершенными здесь, в Буассиле-Коломб, да еще в нашем-то двадцатом веке… Силы Небесные! А куски! Глаза, волосы, кисти рук, сердце… но кого же он хочет воссоздать? Рено? Поль лишился рассудка после убийства Рено и теперь пытается собрать его по частям? Но первое убийство случилось еще до гибели Рено! Нет, эта египетская история, определенно, все только еще больше запутывает.